Иллюстрация — Александра Ивойлова
Никто из нас, понятно, в это не верит. Никто.
Все прекрасно понимают, что это дань традиции, не более. Мне иногда кажется, что наши предки, придумавшие обряд, тоже не верили. Просто решили обставить это дело поторжественней. Я их понимаю. Играть так играть. Что для нас может быть важнее игры? Это наша, гм… профессия.
Ну и, как полагается профессионалам, мы вживаемся в игру только отчасти, сохраняем долю здорового неверия. Потому что истинный мастер всегда мыслит критично. Позитивное мышление — удел самоучек и дилетантов. Тем не менее, к обряду мы относимся с максимальной серьёзностью. Традиции надо уважать, скепсис тут неуместен. По правде сказать, лично мне совсем не сложно бывает проникаться патетикой момента. И это, как ни парадоксально, опять-таки отпечаток профессии. Сентиментальность, лупись с неё эмаль…
Честное слово, всегда что-то замирает внутри во время обряда. Вот как сейчас, когда инициируемый уже разложен на крышке сундука. Руки раскинуты. В левую ладонь ему кладут пёстрый лоскут, в правую — зёрна трёх злаков. Одна нога в чёрной суконной пантуфле, в носок спрятана монета. Вторая боса и подогнута, как на карте. Аркан «Повешенный» — родовой знак всех марионеток. А у нас, тростевых, — «Правосудие». Но сегодня мы ининциируем марионетку Ганса из спектакля «Пряничный домик».
Продолжим. Итак, левая нога подогнута, к ней привязано птичье перо. В головах лежит большая драгоценная пуговица из прозрачной зелёной пластмассы. Шов на груди надпорот, в прореху вложена записка со словом «Бецалель», написанным красной гуашью. Вокруг Ганса стоят волхвы, образуя внутренний круг: Баба Яга, Бастинда, Виллина, Хоттабыч. И Ундина, само собой. Это её спектакль, поэтому именно она сегодня руководит церемониалом. А прислуживает ей, конечно, Гретель.
Ундина читает третью песнь из Книги Чучел. Рефрен повторяют сначала волхвы, а потом все мы, стоящие во внешнем круге: «Veni! O veni! Ad hоc corpus veni, o Anima!» И ещё раз все вместе, на вдохе: «Аnima!!!» Все, у кого есть колени, преклоняют их… Так, теперь моя очередь. Сейчас объявят, и выйду. Накидываю овечью шкуру и жду. Ундина подаёт знак. Гретель пищит: «Братья и сестры! Послушаем же проповедь маэстро Поросятого!»
Поросятый — это я. Выхожу, горбясь, и поблеивая, изображая бедную овечку, потом резко выпрямляюсь, сбрасываю овчину и во всей красе являю собравшимся хищную пасть свою: белоснежные трёхдюймовые клыки, между которыми болтается алый атласный язычище. Начинаю.
— Знавал я когда-то троих братьев. И построил каждый из братьев себе дом, и жил в нём. Первый выстроил дом из соломы. И явился я, и дунул, и улетела солома от дуновения моего, и не стало дома. Построивший же его бежал в страхе и укрылся в доме брата своего. А был тот дом из хвороста. Явился я и дунул, но дом хворостяной устоял. Тогда, разгневавшись, ударил я переднею лапою и лягнул заднею, и плечом налёг, и рухнул дом хворостяной. И оба брата бежали в страхе, и прибежали к третьему, жившему в доме каменном. И явился я, и дунул, и плюнул и лягал, и приналегал, но тщетно, тщетно… Тогда стал искать я пути тайного в дом тот из камня и нашёл, но в конце пути ожидал меня огнь испепеляющий. И бежал я, ошпарен будучи, бежал, причитая и воя. И нёсся мне вдогонку смех и топот зала. А братья в доме каменном спаслись от меня, и публика им аплодировала! Истинно говорю вам, коллеги, таков удел всякой души, свя- щенной Анимы. Ибо тело человеческое — суть дом соломенный. Приидет Смерть и дунет — и дом сей быть перестаёт, а душа бежит к сестре своей, в дом хворостяной. Наши с вами тела, коллеги, наши ткани, папье-маше, дерево, керамика и полимеры — вот хворостяные дома души. И ныне мы встречаем прибытие в дом сей брата нашего Ганса.
Ныне соединяются две части триединой Анимы, многие сезоны пребудет она в сосуде сием, не страшась стука сосновой доски над собою и многократно восставая из ящика для новых и новых представлений. Битте ком, брат Ганс! Битте ком, бьенвеню, велкам! Будь с нами долго! Ибо дыханью Смерти нас не разрушить, мы поддаёмся только механическому повреждению. Но когда, в конце концов, мы из- носимся, порвёмся и поломаемся, то душа наша спасётся, перейдя в чертог из камня, который суть верхний чердак мира. На чердаке обретает Анима единство и спасение от Смерти, и бурные, продолжительные Аплодисменты! Dixi!
Пока я говорил, Ганс потихоньку начал шевелиться. И как всегда, я подгадал, чтоб на финальной реплике инициируемый встал.
— Где я? — прошептал он испуганно. — Что со мной? Где мама?
Это стандартная формула. Так полагается говорить, изображая, как будто душа в первые моменты ещё якобы помнит свою прошлую жизнь. Не сосчитать, сколько раз я слышал эти слова в конце обряда. Но что ж я так волнуюсь каждый раз? Что ж так волнуюсь, жёваный картон!
Аудиоверсия сказки Михаила Поторака.
Иллюстрация — Александра Ивойлова.
Текст читает Роман Кулешов.
Трек доступен в формате МР3.
Также текст можно прочитать на стр. 328-331 сборника "Заповедник Сказок-2014".
Если вам понравилось творчество, то, как говорится, подписывайтесь на канал, ставьте лайки и делитесь с друзьями. 🙂Ваше внимание очень важно для меня. Если есть вопросы — добро пожаловать в комментарии, ни один из них не останется не замеченным.До новых встреч с Фонотекой Заповедника Сказок!Также обратите внимание на то, чем горжусь:Аудиосказка "Мороженое"Аудиосказка "Объект "БАБАЯГА" или Укрощение строптивых"Сказка "Доисторическое интервью"