На залитой светом прожекторов площади у Бранденбургских ворот беспрестанно гремели фейерверки, а в центр Берлина стекались сотни и сотни тысяч человек. В это время на трибуне у Рейхстага Гельмут Коль, которого позже назовут «отцом германского единства», произносил торжественную речь по поводу объединения ФРГ и ГДР. С того дня — 3 октября 1990 года — немцы ведут отсчет новой истории страны. В субботу объединенная Германия разменяет третий десяток.
День национального единства стал центральным местом политического нарратива современной ФРГ. Эта проблема активно обсуждается в СМИ, становится предметом научных исследований и объектом внимания публицистов. Среди главных аспектов обсуждаются экономические и социальные сложности интеграции, а также вопросы отличий восточно- и западногерманской ментальности. Повышенное общественное внимание к этому историческому периоду породило даже несколько специфических сугубо немецких терминов, как, например, «весси» и «осси» (имеются в виду жители бывшей ФРГ и бывшей ГДР — от нем. West — запад и Ost — восток), «остальгия» (производная от слов Ost и Nostalgie).
Процесс германского объединения помимо прочего породил мировой сакральный символ народной революции сродни взятию Бастилии или штурму Зимнего: это падение Берлинской стены. Несмотря на то что эта бетонная конструкция была почти полностью разобрана (оставлены лишь фрагменты в качестве туристической достопримечательности), брусчатый шрам от стены проходит сквозь всю германскую столицу как напоминание об эпохе железного занавеса. К слову, 30-летие ее падения было с нетипичным для экономных немцев размахом отмечено в прошлом году.
Коронавирус внес некоторые коррективы в программу нынешних праздничных мероприятий — из-за эпидемиологических ограничений были отменены массовые гулянья. Однако даже несмотря на это, торжества пройдут широко: в музеях откроются тематические выставки, в столице состоятся симфонические концерты под управлением именитых дирижеров. А также заготовлен общегерманский флешмоб: по всей стране в определенное время люди на улицах или с балконов хором споют 10 популярных песен, среди которых культовая Wind of change.
Однако за этой атмосферой всеобщего единения, веселья и грандиозного национального события кроются гораздо более сложные и противоречивые процессы. Объединение страны (в Германии предпочитают говорить «воссоединение», хотя в российской историографической традиции этот термин считается не вполне корректным) произошло молниеносно. То, чему политики и эксперты отводили десятилетия, на деле случилось за считанные месяцы.
При этом для некоторых уничтожение ГДР оказалось прорывом к свободному обществу и европейским ценностям, а для других — крахом одной из моделей социализма, с которой всерьез связывались надежды на светлое будущее. Критики указывали на то, что ГДР была неправовым государством, страной с низким уровнем жизни, отсталой в технологическом и культурном смысле и системно осуществлявшей репрессии против творческой интеллигенции, пренебрегая правами человека. В сравнении с пережившей свое «экономическое чудо» ФРГ это во многом и было так.
Однако с исчезновением ГДР ее граждане навсегда потеряли свое государство, работу, многие оказались буквально оттеснены на обочину жизни. Ведь процесс объединения сопровождался закрытием системообразующих предприятий в восточных землях, а также люстрациями госаппарата и массовыми увольнениями, которые особенно коснулись работников силовых ведомств, прокуратуры и судей, также вузовских преподавателей и ученых. Де-факто ГДР была буквально поглощена на тех условиях, которые диктовала ФРГ, вложившая в это миллиарды марок. Многие жители ГДР находились тогда в плену иллюзий, полагая, что все проблемы потерпевшего неудачу социализма теперь будут решены. Но этого не произошло, что позже породило острое разочарование.
Сегодня в официальном дискурсе эпоха ГДР называется диктатурой СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии — правящая политическая сила в ГДР), в коалиционном договоре, заключенном по итогам последних федеральных выборов между партиями ХДС/ХСС и СДПГ, подчеркивается, что «память о диктатуре СЕПГ является составной частью демократического консенсуса в обществе. ГДР представляется квазигосударством, основанным на мощи всесильной спецслужбы «Штази» (нем. Staatssicherheit — «госбезопасность»).
Для молодых немцев такая постановка вопроса не вызывает сомнений. Но вот для старшего поколения бывших гэдээровцев это всё оборачивается болью утраченных иллюзий, ощущением того, что их надежды были преданы.
К слову, именно в землях, входивших ранее в состав ГДР, отмечается сегодня всплеск правых настроений и рост симпатий по отношению к популистской партии «Альтернатива для Германии». Эксперты во многом связывают это с неприятием политического германского мейнстрима, более сложным экономическим положением, разницей менталитетов. В свою очередь, западные публицисты со страниц СМИ обвиняют восточных немцев в отсутствии «зрелой толерантности», ксенофобии и концентрации «прусского милитаристского духа».
Несмотря на то что формально процесс объединения двух Германий закончился 30 лет назад, фактически он всё еще идет на глубинном социально-культурном уровне. Именно сейчас, когда утихли первые эмоции, можно сказать, что это шрам, который начнет исчезать лишь тогда, когда к власти в Германии придут люди, которые родились уже после падения стены.
Евгения Пименова, газета «Известия»
