«Чёрный квадрат» – тоталитарная картина, выносящая вердикт всей предшествующей живописной традиции.
То, что Малевич назвал собственное художественное направление супрематизмом многое объясняет. «Супремус» – превосходящий всё. И всякое понимание и всякую способность суждения.
В попытках объяснить то, что и его превзошло, Малевич оставил внушительные теоретические трактаты. Вкупе с его произведением, они спровоцировали последователей/исследователей на бесконечную риторику и споры.
Однако, чтобы прочувствовать амбивалентность «чёрного супрематического квадрата» не обязательно обретаться на поле искусствоведения.
Убеждена, что и простой зритель с подозрением вглядывается в квадрат: «а не утаил ли Малевич чего?».
Возможно, и нет, не утаил. А, напротив, сделал видимым то, чего якобы не существовало. Точнее, то, что было тщательно скрыто у предыдущих поколений художников – саму плоскость и холст.
Тогда чёрный квадрат — лишь обнаружение уже существующего и Малевич актуализировал темы, связанные с геометрией в нашем сознании. Радикализировал и показал то, что все и так знали. Саму «морфологию» – состав, структуру и суть любой картины. На плоскости холста Малевич показал такую же плоскость фигуры без иллюзий перспективы и глубины. Да ещё и назвал именно тем, что изобразил – без метафор и витиеватостей – «Чёрный квадрат».
Но когда сталкиваешься с Малевичем, забываешь о банальном. Хочется «вчитать» какие угодно смыслы. Художник сам помогает в этом: его тексты местами «темные», путаные.
Поэтому велик соблазн подойти к картине Малевича с помощью включения мифологии и других знаний и всё воспринять как символ. Ведь все вокруг – символы, все поддаётся интерпретации. Тогда и произведение Малевича можно истолковать. Сделать перевод якобы заложенных им смыслов на человеческий язык. Тем самым, уйти от внешней формы к внутреннему содержанию.
Тогда естественным будет допущение, что в «чёрном квадрате» Малевич изобразил НИЧТО.
Доподлинно известно, что Малевич (как и его коллеги по авангардистскому цеху) читал книгу философа Петра Успенского, где тот говорит о мистическом опыте, как о «погружении в Ничто», в «ужасный в своей бесконечности» «Хаос» — бесформенное первоначало и творческую бездну.
Это могло найти отражение в работе Малевича, ведь комментируя чёрный квадрат, он говорит о нуле, с которого начинается Бытие, и добавляет: «я преобразился в нуле форм и вышел за нуль к творчеству». Если так, то чёрный квадрат – не просто первая супрематическая картина, а фото космической пустоты, дыры в Ничто. Торжество Космоса.
Возможно, именно эта философская подоплека стала после Малевича «общим местом» для художников, которых больше не удовлетворялись плоскостностью и жаждали выхода в трехмерное пространства. В сферу бесконечности, которая простирается за пределами видимого и линейного.
А может и не так. Что если Малевич изобразил в «чёрном квадрате» не НИЧТО, а ВСЁ?
«Я прорвал проклятое кольцо горизонта, открыв все новое». Под «проклятым кольцом» Казимир Малевич мог подразумевать засилье разных сюжетов и образов в искусстве, как у Ницше – их «дурную повторяемость». Сами по себе эти сюжеты ничтожные и мелкотравчатые, и уж слишком их много!
Как художнику прекратить бесконечное среди них копошение и выбирание?
Ответ: снять необходимость этот выбор делать — написать сразу и всё.
Загнанный в кольцо сюжетов, в поле бесконечных возможностей, Малевич мог прекратить процесс выбора, совершив акт сверх выбора: «Я прорвал абажур цветных ограничений».
Если так, то «чёрный супрематический квадрат» – не отрицание. А наслоение всех возможных изображений друг на друга. Как плёнка, на которой разом – все фотографии, которые только могли быть на неё сделаны. В заархивированном виде. Обоснованность этой метафоры подтверждается «концепцией» музея, которая существовала у Малевича — сжечь все картины и выставить пепел в банках в качестве объекта искусства.
Про разрушение ли говорил художник? Или, напротив, про сохранение и хранение? В спрессованном варианте все картины мира заняли бы меньше места, и вся история мировой живописи уместилась бы там в концентрированном состоянии.
«Наше искусство – есть крематорий». Чёрный квадрат – крематорий всего и сразу. Зола и пепел – единственные вещи, которые дальше не горят. По плану, это должно было стать последним словом, за которым никакая речь уже не может последовать. Потому что Малевич все сказал, радикальнее некуда.
Я попыталась показать, насколько Малевич был провокативным.
Хотя, почему «был». Малевич, он, ЕСТЬ. Иные «вещи» столетней давности стали либо хлипкой ветошью, либо ценным раритетом. В обоих случаях они – свидетели прошлого, предыдущего. А «квадрат» все актуальнее…Из личного архива. Третьяковская галерея на Крымском валу
Однако есть, как мне представляется, одно существенное отличие между тем, что сделал Малевич и тем, что делают художники сегодня.
Малевич хотел нас катапультировать в метафизическую реальность, за пределы обыденного и земного («Я прорвал проклятое кольцо горизонта…»). То, что делает современное искусство — напротив, похоже на все более глубокое погружение в реальность с ее проблемами. В социальное. Политическое. Для деятелей авангарда – это было бы возвращением к «мещанскому искусству», потому что именно оно занимается действительностью.
В художественных работах Малевича и его соратников по цеху часто прослеживается одна тенденция – желание отправить нас в абсурд.
Современное искусство, напротив, втаскивает, погружает в реальность. Потому что, в основном, современное искусство искусством не занимается. Оно занимается современностью, проблематизируя то, что маркирует время волнует художника в структуре сегодняшнего дня, с акцентом на социальном и политическом.
Именно такое искусство художники авангарда намеревались «победить».
Они не стремились ни к какой художественной сделанности. Их искусство – это выдвижение на первый план жизненных, философских и жизнетворческих задач. Творение мира. Точнее, разрушение одного и строительство другого.
Они хотели ввести в обиход иные категории суждений об искусстве, потому что в прежнем виде искусство следовало «отменить».
Пионеры авангарда переходили в принципиально другое пространство. В новую систему пластических, художественных кодов. Они вообще всё перевернули тормашками. Не только искусство. Прошлого не будет. Будущего не будет. Но поезда будут ходить над солнцем (по крайней мере, согласно тексту их нашумевшей постановки «Победа над солнцем»). Все отменяется. Экономика. Труд. Жизнь и смерть. И они серьёзно это воспринимали (в отличие от нас сегодняшних). Впрочем, мы-то как раз можем и не принимать и объявлять их кем угодно. Это не имеет никакого значения. Художникам было, скорее всего, плевать, какую оценку получит то, что они делали. Ведь они сделали это по собственному желанию, ведомые только своим творческим потенциалом и реализовав максимум творческих амбиций. И произведения и тексты их манифестов увидели свет в полном, не цензурированном виде. Зрители были скандализированы и возмущены. Лучше не придумаешь!
⠀