… Этому интервью уже лет шесть, но, кажется, оно не потеряло актуальность. Во всяком случае, я честно отвечал на честные вопросы…
В начале февраля стали известны победители международной литературной премии «Югра» за 2012 год. Премия учреждена Ханты-Мансийский банком в 2007 году и является одним из наиболее значимых литературных конкурсов России. В разные годы ее лауреатами становились Валентин Распутин, Даниил Гранин, Юрий Поляков, Глеб Горбовский и другие писатели и поэты России, Белоруссии, Сербии, Украины. В этом году победителем в номинации «Проза» стал Дмитрий Ермаков, писатель, член Союза писателей России, журналист «Маяка» — за повести и рассказы последних лет: «Три брата», «Порог», «Дела земные», «Жизнь Ершова» и др. Один из учредителей премии, президент литературного фонда «Дорога жизни»Дмитрий Мизгулин, пишет: «Не стоит воспринимать литературные конкурсы, как всего лишь попытку материального поощрения талантливых писателей и поэтов. Прежде всего, это механизм моральной мотивации творческих людей, это признание профессиональным сообществом их заслуг, это, наконец, стимул для покорения новых вершин…». Сегодня мы беседуем с Д. А. Ермаковым о том, какие стимулы нужны писателю, что это вообще значит – быть писателем…
— Дмитрий Анатольевич, что для вас значит победа в номинации «Проза» литературной премии «Югра»?
-Любому человеку важно видеть результат своего труда, особенно, если этот труд – дело всей его жизни. Для меня как для писателя такой результат – отклик. Раньше писатели получали письма от читателей, многочисленные отклики, они очень важны. Не обязательно похвала, это может быть и критика, и несогласие. Главное – чувствовать, что прочитали, что кого-то прочитанное задело. Не верьте, когда писатели говорят, что пишут «для себя»…
Эта премия для меня – прежде всего результат. Причем не столько из-за ее престижа, сколько из-за возможности быть услышанным. При всем сегодняшнем множестве литературных премий, объединений, сайтов в интернете, быть услышанным стало труднее.
Сегодняшнее обилие премий мне не по душе, но они хоть как-то объединяют, помогают узнать новые имена, ориентируют. И сейчас есть писатели уровня Трифонова, уровня Белова, но их не знают. Конечно, время все расставляет по местам, но и при жизни хочется видеть какой-то результат.
— Многие достойные писатели так и не становятся общеизвестными, а из тех, кто на слуху, в истории и в памяти людей остаются единицы… В чем тогда критерий успешности литератора?
— Это зависит от того, что называть успешностью. Успешность – это деньги и слава? Значит, лучше не литературой заниматься, а, скажем, в политику пойти или бизнес. Тираж? С одной стороны – да. «Толстые журналы» выходили миллионным тиражом, были в каждом читающем доме. Но по большому счету, тираж тоже не критерий. 10 заповедей были «выпущены» в единственном экземпляре, но все о них помнят. Ни одному самому великому писателю не достигнуть этого уровня, но к этому можно хотя бы стремиться. Признание? Немировичем-Данченко было написано 100 романов! Кто-нибудь их сейчас знает? У Серафимовича кроме «Железного потока» что-нибудь знают? Были современники Чехова, которые считались более успешными писателями и драматургами.
Как человек я хочу видеть материальный результат своей работы, но… Я верю Достоевскому, что «Если хочешь быть писателем, нужно пострадать». Не к славе готовиться, а к тому, что не будет ничего. Писатель пишет не для славы, а потому, что он не может не писать.
— Чем тогда писатель отличается от графомана?
— Тем, что он при этом может и не писать, может молчать, а мы все равно понимаем, что молчит – Писатель. Это молчание Гоголя, молчание Юрия Казакова… Будучи советским писателем, Юрий Казаков имел дачу, премии, тиражи. Но многие ли помнят его сейчас? Немногие. И все-таки, хотя вся проза Казакова умещается в один том, но мы будем перечитывать ее, пока живет русский язык. В этом году будет праздноваться 100-летний юбилей Александра Яшина. Многие ли журналисты, которые будут о нем писать, читали его? Его стихи, прозу, дневники… «Завещание» А. Яшина, которое он писал друзьям из больницы, уже смертельно больной, и «О мужестве писателя» Ю.Казакова хорошо бы прочитать всем, кто собирается взяться за перо или уже пишет.
— Влиятелен ли писатель в сегодняшней России? Может ли он что-то изменить?
— Все помнят, как в 80-е годы на высшем уровне готовился проект переброски северных рек. Кто его остановил? Писатели. Белов, Распутин, другие писатели. Они выступали, где могли, всеми возможными способами доносили свое мнение. И к ним прислушались. Вот это влияние. И сейчас самые влиятельные люди в мире – Пушкин, Достоевский, Толстой. Они стали нашим воздухом, формируют характер. Имеют свое влияние и литераторы сегодняшнего дня. Не так давно Президент встречался с Веллером, Улицкой, Прилепиным. Но… Могут ли они нести мнение целого народа, как Распутин и Белов? Сомневаюсь. Они далеки от людей, хоть встречу с ними Президента и показали по ТВ. А вот о чем говорил Путин с Распутиным, с Солженицыным – не показали…
— А будет ли иметь какое-то значение, действие список 100 книг, рекомендованных для школьников Министерством образования?
— Видимо, Президент понимает влияние литературы на формирование духа народа. Поэтому и появилась идея о создании списка 100 книг для школьников. Журналисты ее тут же подхватили, Министерство образования разработало, опубликовало… Я не могу всерьез воспринимать список, в котором через запятую идут Пушкин и Пелевин. В котором нет Белова. Я не верю, что Эйдельман нужнее тех, кого в этом списке нет. В нем нет Лескова. А что значит в определенном возрасте не прочитать «Очарованного странника» Лескова? Это значит не понять что-то в русском характере. Обязателен ли в этом списке Набоков? Придет время, и молодые люди прочитают его сами, без рекомендаций.
Тем не менее, это список из 100 книг совсем не страшен. Подростки склонны к самостоятельности, они не будут слепо доверять рекомендациям, да и умный учитель все-таки сможет обойти ненужное в списке, а что-то подчеркнуть. Но главный учитель – все-таки семья. Если ребенок с детства видит, что папа и мама не читают, а учитель говорит о литературе равнодушно, то никакая самая хорошая программа не заставит его читать. Мне жаль таких людей, очень жаль.
— Но читает ли сейчас Россия?
— Можно сказать, что читать мы уже перестали. И в то же время – не перестанут читать никогда, пока человек остается человеком. Ведь и былины, хоть и передавались изустно, все-таки дождались своего часа, когда были записаны. Что значит сегодняшнее «не читают»? В 18 веке читающих был 1%. Крестьянам, даже грамотным, просто некогда было читать. Нынешнее поколение не читающее? В любом поколении очень многие не читают, и в моем тоже. Некогда. Но важно при этом, насколько человек способен прочитать что-то когда-нибудь, как он к книге относится. Вот отношение к книге – да, изменилось. У наших прабабушек книг почти не было, но в храме они видели Евангелие, видели отношение к этой Книге и соответственно относились ко всем книгам.
Откуда пришли к нам писатели-деревенщики? Разве они могли много читать? Александр Романов в 11 лет взялся за плуг. Не до чтения. Белов, если где-то находил книгу – не прочитывал, проглатывал. Сначала они хотели читать, а потом так хотели донести до людей свое слово, что пешком из деревень до Москвы дошли. Какие силы их вели? Они 10 классов только в 20 лет закончили. Откуда у них такая тяга к книге? А «городские» писатели тоже проделали свой путь. Казаков с Арбата пришел на побережье Белого моря. Домбровский прошел по тюрьмам и лагерям… А много ли написал Шаламов? Но его томик тяжелее всех книг всяких там пелевиных в миллион раз.
— Так все-таки почему «тяжелее»? Если ни успех, ни слава, ни тиражи этого не гарантируют? Что тогда?
— Все они – и деревенщики, и те, кто сидел по тюрьмам – страдали. Душа у них болела, и не за себя. Они русские, а русский человек будет страдать, пока у него душа есть. Помните, как у Шукшина? «Душа болит? Хорошо, что болит. Значит, она живая». Душа болит у всех. У кого-то она болит сильнее – они становятся святыми. Или поэтами. Вот он, критерий писательской «успешности», хоть здесь это слово и не к месту. Каждое его слово должно быть выстрадано, должно болеть. Тогда оно будет услышано и останется с людьми.
-Дмитрий Анатольевич, вы член Союза писателей России. Как сейчас эта писательская организация влияет на литературный процесс?
— Союз писателей России – преемник Союза писателей СССР. И я горжусь тем, что являюсь членом союза, в котором состояли Н.М. Рубцов, В.И. Белов, в котором состоит Ольга Фокина. Но современный литературный процесс, как всегда, сложен и интересен. Сейчас на него сильно влияет телевидение, интернет. В Советском Союзе литературный процесс шел, в основном, в рамках Союза Писателей. Сейчас, во времена раздробленности, трудно его отследить. Много союзов, много журналов, много всего в интернете… Говорим только о тех, кто на слуху, кого показывают.
— Но это вроде бы хорошо, что сейчас литераторы имеют столько возможностей прийти к читателю?
— Не совсем. Потому что книг современных писателей выходит мало. Я не говорю о детективах и дамских романах, это – продукт рыночных отношений, изначально готовящийся для продажи. Нет книг – нет и писателей. У меня тоже почти нет книг, но много публикаций в так называемых «толстых» литературных журналах, попасть в которые в Советском Союзе было непросто, напечатавшись в них, писатель сразу попадал в разряд признанных мастеров. Но сейчас… У «Нашего современника» — тираж десять тысяч экземпляров, у знаменитого «Нового мира» — тысяча… У нынешних писательских союзов нет официального статуса, они обладают теми же правами, что, например, общество любителей фикусов. И таких «союзов» десятки. Это мозаика. Каждый писатель выбирает себе сегмент, и читатель тоже выбирает. Если мы хотим поддержки литературы на государственном уровне, объединение необходимо. Но это процесс очень сложный. В 30-е годы объединение было «сверху», всех писателей объединили в одну писательскую организацию. Это многое дало. С писателями считались. Например, Сталин сам прочитывал все новинки. Но у него был вкус, были грамотные советчики. Возможно, государству стоит поддержать «толстые» журналы, чтобы там был хороший тираж, хорошие гонорары, чтобы можно было на них ориентироваться.
— На чем тогда держится современная литература, если не на союзах, не на премиях, не на известности?
— Литература во все времена держалась на подвижниках. Есть они и сейчас. У меня есть друг Борис Лукин. Он взял на себя неблагодарный, но необходимый труд – объединить писателей хотя бы своего поколения, рожденных в 60-е. Для этого он издает антологию «Наше время». Где он находит на это деньги, я не знаю, но уже вышло 4 тома современной поэзии и прозы писателей со всей огромной страны. Это сложное дело – работать с творческими людьми. И эти антологии останутся в истории, они ей нужны. По ним тоже будут изучать литературный процесс. Он и распространяет их правильно – в библиотеки, в университеты. Наверняка есть и другие антологии, другие примеры, их не может не быть. Да, литература держится на подвижниках. На тех, кто пишет не для славы и денег, на тех, у кого душа болит – за Россию ли, за человека ль, за свою ли неприкаянную жизнь — болит, не может найти себе места. Как написал хороший современный поэт Алексей Шорохов: «Где рубцы на совести и теле, там и правда в жизни и строках».
— Напоследок не могу не задать «классический» вопрос. Вы работаете районной газете «Маяк», не мешает ли журналистика вашей писательской жизни?
-Практически все писатели имели профессию. Чехов, Вересаев, Булгаков, например, были врачами. Я около 20 лет работал тренером по дзюдо и самбо. Эта работа была моей жизнью, я отдавал ей всего себя. Среди моих учеников есть и чемпионы, и мастера… Тренерской работе важно отдаваться полностью, и когда потребность высказать себя на бумаге стала важнее, я ушел на более нейтральную работу. Был сторожем, дворником, рыл канавы, работал на мясокомбинате – и писал: рассказы, повести. Изредка занимался публицистикой. Потом стал вести «Литературный маяк» — раз в месяц, еще не в штате, потом пригласили меня в штат, в сельскохозяйственный отдел.
Тема мне была мало знакома – я только в детстве в деревне бывал, на каникулах. А теперь удивляюсь: о чем я писал раньше? Ведь вот она, жизнь, вот они, люди! Работая в «Маяке», я познакомился с множеством самых разных людей, с основами сельского хозяйства, с системой административного управления. Но главное – все-таки люди. Люди разных профессий, разного социального положения разговаривают со мной, ведь журналист – это не посторонний человек, он может спрашивать и получать ответы. Для писателя это – богатейший опыт. Все это убедило меня, что журналистика мне совсем не мешает, наоборот, помогает. Газета дает тот самый, необходимый отклик читателя! Звонят, приходят, высказывают свое мнение… Отклики в интернете – это совсем не то. Они редко бывают глубокими, вдумчивыми, слишком уж легко сейчас написать эти два-три слова. Работая в «Маяке» я слышу живые слова. Газета мешает писать? Но ведь работа – это жизнь, как и семья. Как может мешать жизнь?
С Дмитрием Ермаковым беседовала Александра Смирнова